АЛТЫНОРДА
Новости

Сергей Дуванов. Взгляд на казахский национализм с другой стороны.

загруженноеВ последнее время заметно активизировались казахстанские националисты. Особенно это ощущается в «Фейсбуке». Приход в лагерь националистов «свежей крови» в лице Сарыма и Тайжана заметно оживил этот сегмент политического поля. Кто-то усматривает в этом руку Акорды, решившей использовать их в качестве дополнительного инструмента в своей политике, кто-то увязывает с подготовкой создания национал-патриотической партии, а кто-то просто видит в этом рост национального самосознания. В этой связи мы решили взять интервью у одного из принципиальных идеологических противников националистов — либерал-демократа Сергея Дуванова. Вот что из этого получилось.

— Сергей, как вы относитесь к национализму вообще и к возможности появления националистической партии в Казахстане?

— Нормально отношусь. В любой стране есть люди, для которых вопросы этнической идентификации представляются определяющими и которые стремятся их вытащить на государственный уровень. Правда, учитывая, что само понятие национализма традиционно воспринимается слишком негативно, я предпочитаю называть их национал-патриотами. Что касается национал-патриотической партии у нас, то считаю, что если есть люди, разделяющие эти взгляды, то у них должна быть возможность создавать и партии.

— Наши национал-патриоты — кто это и что это? Насколько понятны и привлекательны их идеи людям? Нет ли у вас ощущения, что за ними кто-то стоит?

— За всех людей говорить не буду. Для меня национал-патриоты, по крайней мере те, кого я знаю, — это люди с внутренней позицией. Это люди идейные , что заставляет относиться к ним с уважением, даже несмотря на то, что я не разделяю их взгляды. К слову сказать, эти взгляды пока не оформились во что-то конкретное и определенное. Полный разнобой в постановке задач, до консолидации в цельное организационно оформленное движение пока далеко. В этом плане, на мой взгляд, наш национал-патриотизм переживает этап раннего становления.

Однако есть то, что присутствует изначально в качестве отправной точки, — это претензии на этническое казахское государство, в котором все должны знать казахский язык. Сегодня это базовые моменты, которые лежат в основе претензий, с которыми национал-патриоты выходят на политическую сцену.

— Их не устраивает внеэтнический характер государственности. Но этот принцип провозглашен Конституцией. Они хотят его отменить. Не могут ли такие претензии рассматриваться как призывы к изменению конституционного строя?

— Нет конечно! Хотя от нашей прокуратуры всего можно ожидать. Я стою на тех позициях, что национал-патриоты имеют на это право. Изменение политических реалий, смена принципов государственного устройства — это квинтэссенция политической деятельности. Вопрос только в средствах.

Хотя лично я против этого. В моем понимание — государства, построенные на этническом принципе гражданственности, это вчерашний день. Мир давно уже перерос этот формат и строит свою государственность на других сугубо гражданских принципах. И возвращаться во вчерашний день, только потому что кому-то это хочется, — слишком большая роскошь для страны, стоящей перед выбором: либо вскочить в последний вагон стремительно уходящего поезда цивилизации, либо остаться на пыльном полустанке, упиваясь самобытностью своего провинциализма.

— То, что национал-патриоты имеют право требовать чисто казахского государства, — это понятно. Но, с другой стороны, как быть с правом тех неказахов, которые в случае реализации этого права окажутся в совершенно другом статусе? Разве их права при этом не будут нарушены? Они тоже граждане этой страны.

— Это очень сложный вопрос. Все будет зависеть от того, как это будет реализовано в правовом плане. Сегодня до конца не ясно, что национал-патриоты понимают под казахским национальным государством, какую роль они отводят в нем остальным этносам.

Один из важных и принципиальных моментов в риторике национал-патриотов это вопрос соотношения казахского и казахстанского. Второе они предлагают заменить первым, что, по их мнению, должно изменить приоритеты в национальной политике государства. Государство должно быть казахским, а граждане проживающими в нем — казахами. При этом национал-патриоты подчеркивают, что такая трансформация никак не повлияет на равенство всех проживающих в стране.

— Все остаются полноценными гражданами, но для этого все должны стать казахами. Надо полагать, не этнически, а в гражданском плане?

— Да, именно так! Однако, на мой взгляд, эта проблема надуманна. Она возникла из-за того, что изначально не были определены критерии ключевых понятий национального, этнического и гражданского. В итоге заблудились в трех соснах, отчего общественный дискурс по этой теме был поставлен с ног на голову и в этом состоянии пребывает и по сей день.

— И в чем же проявляется это блуждание в трех соснах?

— В том, что на самом деле понятие «казахстанцы» не противоречит понятию «казахи» (в смысле гражданства), а по сути является его симулякром. Посмотрите конституции других стран, там базовым является понятие «народ». Немецкий народ, французский народ, литовский народ. Однако там это не этнические понятия, а сугубо гражданские. Нигде не говорится о немецком французском или литовском этносе (нации) как источнике власти. Народ в конституциях других стран понимается как НАДнациональная (внеэтническая) общность, фактически совпадающая с устаревшим понятием «подданные». Так что в современных условиях под понятием «народ» понимаются именно граждане страны.

Вот как, например, это звучит в российской конституции: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации, соединенные общей судьбой на своей земле…» Понятно, что разговор идет о всех людях, проживающих в этой стране, независимо от этнической принадлежности. Точно так же понятие «народ» трактуется в других конституциях — народ это сообщество граждан данной страны.

— Получается, что проблема возникла из-за этой приставки «стан»?

— По сути, да. Уберите ее, назовите страну, скажем, Казахией, и у национал-патриотов вполовину станет меньше работы. В этом случае все проживающие в стране (русские, татары, немцы, корейцы, уйгуры и тд.) автоматически становятся казахами. Представляете, открываете паспорт Анатолия Иванова, а там в графе национальность — казах! Случись такое, наши национал-патриоты запишут это себе в актив, а на самом деле это всего лишь общепринятая международная норма.

Ведь тунисцы, получившие гражданство во Франции, — это французы, турки в Германии — немцы, а индусы в Англии — англичане. Точно так же русские, будучи гражданами Казахии, назывались бы казахами. Сегодня ни один русский, проживающий, скажем, в Монголии, не додумается на вопрос сотрудника аэропорта: «Ваша национальность?» — сказать: «Русский». Он скажет: «Монгол», потому что гражданин Монголии. То же самое и с гражданами Казахстана. Национальность (в смысле гражданство) определяется как производное от названия страны. А это означает, что тема, которая будоражит умы национал-патриотов, не стоит и выеденного яйца.

— Но согласятся ли русские, живущие в Казахстане, называться казахами? У нас это чисто этническое понятие. Русские это русские, казахи это казахи.

— Во-первых, давайте уточним, — я этого не предлагаю. Меня вполне устраивает и нынешний вариант. Ну а если предложение с переименованием назреет, то схема простая — нужно спросить народ, то есть всех тех, кто имеет на руках казахстанские паспорта. Это демократичнее, чем ориентироваться на желания отдельно взятых политиков и даже целых партий.

Лично для меня не принципиально, как называться — казахстанцем или казахом. Это не тот вопрос, ради которого стоит ломать копья и строить баррикады.

— Другой важный вопрос, постоянно поднимаемый национал-патриотами, — это развитие, изучение и использование казахского языка. Именно в этой части чаще всего предъявляются претензии ко всем, кто не говорит по-казахски. Что вы думаете об этом?

— Лично мне не совсем понятна логика национал-патриотов, когда они перекладывают ответственность за неудачи в деле продвижения казахского языка на тех, кто его не знает. Мол, во всем виноваты те, кто не желает изучать и говорить на казахском. А параллельно этому исподволь формируется установка, что все проживающие в Казахстане обязаны знать казахский…

— А разве не должны? Это же государственный язык? Попробовали бы вы пожить в той же Франции без знания французского!

— Я могу привести массу примеров стран, где государственными являются сразу несколько языков. В той же Канаде, например, две общины — франкоязычная и англоязычная. А в Бельгии граждане говорят на трех языках: французском, нидерландском и немецком. Там это сложилось исторически. Точно так же и у нас — исторически сложились две языковые среды. Вот и живем в двуязычном поле в дружбе и согласии. В чем проблема? Один язык проигрывает другому? Давайте думать, как исправить ситуацию! Это один подход. И совершенно другой — когда кому-то захотелось это изменить через принуждение, используя политические методы, в том числе и через изменение конституционных основ. В принципе, и это не запрещено. Пожалуйста! В стране 16 миллионов равноправных граждан: работайте, убеждайте, спорьте, требуйте. Докажите, что от этого всем станет лучше. Сумеете — люди проголосуют за вас и ваши предложения. Не сумеете — не обессудьте.

А пока суть да дело — никто никому не обязан! Об этом, кстати, недвусмысленно сказано в нашей Конституции и законах.

— Понятно, но вы же не будете отрицать, что у казахского языка есть проблемы, что если не создавать ему привилегий, не помогать, не принимать специальные программы по его развитию, то есть угроза его потерять?

— Да, конечно, проблема существует. И одна из важнейших причин этой проблемы — наличие русскоязычной среды, представители которой в силу исторически сложившегося разделения труда, традиционно высокой профессиональной квалификации, опыта и навыков работы продолжают доминировать в общественной жизни, в политике, в СМИ, во власти. Это данность, которая серьезно препятствует превращению казахского языка в государственный язык де-факто. Пока он таковым является де-юре.

Есть и другие причины — все они наследие исторического прошлого. Так получилось! И все претензии к нашим предкам! С одной стороны, к тем, кто осуществлял колониальную политику, а с другой — к тем, кто не смог отстоять свою независимость.

Сегодня сила культурной и языковой инерции, а также тесные информационные, политические, культурные, экономические и научные контакты с Россией обуславливают сохранение и доминирование русскоязычной среды. При всех изменениях, происшедших в Казахстане за годы независимости, русскоязычные казахстанцы продолжают доминировать в общественно-политической и социально-экономической жизни страны. Я думаю, что национал-патриоты это прекрасно понимают, что может определять их возросшую активность.

Но на этом проблемы казахского языка не кончаются. Парадоксально, но ареал русскоязычной среды продолжает расширяться за счет включения в нее все новых казахскоязычных жителей аулов, приезжающих в города и вынужденных осваивать русский язык. Они вынуждены это делать, чтобы выживать в жестких условиях конкуренции на рынке труда. Алматы с ее миллионным русскоговорящим населением — это мощнейший механизм по ускоренному обучению русскому языку всех, кто сюда попадает. Русскоязычный город делает это в считанные месяцы. Это объективный процесс, от которого никуда не денешься. Точно так же если бы миграция шла в обратном направлении, то русскоязычные, оказавшись в ауле, в считанные месяцы начали бы говорить по-казахски. Среда диктует язык общения и делает это эффективнее, чем любые госпрограммы и курсы обучения.

— Очень интересный расклад! Однако все, напротив, говорят об обратной тенденции — об увеличении числа людей, говорящих на казахском. И это очевидно.

— Я этого не отрицаю. Действительно так. Эти два процесса идут параллельно. С одной стороны, растет число людей, говорящих на русском, а с другой, в стране резко увеличивается количество людей, говорящих на казахском. Это идет за счет русскоговорящих казахов, подтягивающих свой уровень казахского до разговорного, и увеличения количества детей, обучающихся в казахских дошкольных учреждениях, школах, и вузах. Все это в рамках государственной программы изучения и использования государственного языка. Интересно, что в обоих отмеченных процессах участвуют в основном казахи: городские учат казахский, сельские, попадая в город, — русский. Первые — потому что этого требуют вызовы времени, вторые — чтобы выживать экономически.

При этом основная масса русскоговорящих (и в первую очередь неказахи ) не знают и не учат казахский язык. Почему? Ответ на поверхности — потому что у человека, находящегося в русскоязычной среде, нет в этом необходимости. Человек по своей природе прагматик, он никогда не будет делать того, в чем у него нет потребности, и уж точно не станет делать того, что требует от него дополнительных усилий и затрат.

Именно поэтому многие русские, живущие на Брайтон-бич в Нью-Йорке, не знают английского. Зачем учить язык, если есть возможность обходиться без него.

— В Конституции определено, что на государственном уровне «наравне с казахским официально употребляется русский язык». Казалось бы, что формулировка в таком формате «не нашим не вашим» должна устраивать всех. Однако одни недовольны тем, что русский язык не государственный, другие — тем, что он остается на равным с государственным. Чем это объяснить?

— Конституция формально уравнивает русский язык с казахским, но это равенство реализуется, и то не всегда, только в государственных учреждениях. В остальном русский язык в тех же городах доминирует. Владеющий русским казахстанец более комфортно чувствует себя в городе. Он находится в русскоязычном информационном поле, у него широкий доступ к фильмам, книгам, интернету и эстраде на русском языке, у него больше шансов найти работу. Гораздо ущербнее ощущает себя его соотечественник, владеющий только казахским. Уровень информации, получаемой им, ниже, он существенно обделен в выборе фильмов, книг, программ телепередач (минус все российские), его возможности использовать интернет на родном языке минимальные. И в повседневной жизни он зачастую испытывает дискомфорт общения. При таком раскладе русский язык для не говорящих на нем остается максимально востребованным. Вот вам и ответ на то, чем недовольны национал-патриоты. Их понять как раз можно.

— Но в этом случае мы должны признать обоснованность претензий национал-патриотов. Вы сами показали, что равенства как такового нет и казахский язык в городской жизни проигрывает русскому. Следовательно, призывы национал-патриотов к ликвидации неравенства возможностей оправданы.

— Безусловно! Вопрос в том, как это сделать? В этом основная проблема. Неравенство возможностей, о котором говорят национал-патриоты, формировалось почти 150 лет. Более того, и сегодня оно подпитывается всей мощью русскоязычной культуры, которая буквально пронизывает все стороны нашей жизни. Эта подпитка идет как изнутри, со стороны той самой русскоязычной среды, так и извне, со стороны мощной информационной и идеологической обработки населения российскими СМИ.

Понятно, что в этой ситуации, чтобы что-то поменялось, нужны куда более серьезные рычаги воздействия на ситуацию. Ясно, что ее не поменять, основываясь на упреках, призывах и декларациях. В этой связи кто-то предлагает исключить из Конституции норму, по сути, уравнивающую русский язык с государственным. Другие выступают за обязательное делопроизводство на государственном в госорганах. Кое-кто предлагает сократить преподавание русского языка в школах и ввести обучение в государственных вузах только на казахском языке. Предлагается также обеспечить доминирование казахского языка в средствах массовой информации.

— Вы против этого?

— Конечно против. Во-первых, потому что это является ущемлением прав значительной части граждан Казахстана. А во-вторых, при всем том, что все это, конечно, даст определенные результаты, очень сомнительно, чтобы такой подход принципиально повлиял на изменение ситуации в целом. В этом случае какой смысл делать то, что проблему не решит, но однозначно создаст напряженность в обществе?

Проблема глубже. Города с русскоязычной средой никуда не денутся. Мы остаемся в российском информационном поле. А это два в одном: и идеологическое воздействие, и своеобразные курсы русского языка. Сегодня русский язык проникает в Казахстан через прессу, книги, эстраду, интернет, науку и технику, бизнес. В этой части все, что с лейблом «Made in Kasakhstan», к сожалению, не конкурентоспособно. Ведь все в конечном счете упирается в способность противопоставить что-то свое, более конкурентоспособное и на казахском языке. А тут мы проигрываем по сем статьям.

— Исходя из вашей логики, чтобы решить проблемы казахского языка, нужно разрушить города с их русскоязычной средой, запретить российское телевидение, отказаться от книг на русском, перестать приглашать российских эстрадных исполнителей , заблокировать русскоязычный интернет, короче, поставить железный барьер всему русскому? А не сгущаете ли вы краски? Может, можно обойтись и без этого. Скажем, как-то заинтересовать русскоговорящих в изучении казахского. Применить стимулирование, скажем, в продвижении по службе в госорганизациях, доплачивать «надбавку за язык», премии там. Или сформировать престижность знания государственного языка в общественном мнении?

— Попробовать, конечно, можно. Но давайте будем реалистами: в наших условиях тотальной коррупции любые самые благие инициативы по определению обречены на профанацию и провал. Чиновникам наплевать на родной язык, на традиции, на сохранение культуры предков, сегодня их Бог — это «бабки». Им они и молятся, ради них похерят любые самые благие идеи и инициативы.

— Получается — тупик?

— Именно! И имя ему — политический авторитаризм нашей власти. Я уже двадцать лет повторяю, что нет более бесперспективной работы, чем пытаться решить серьезные проблемы, будь то этнические, языковые, экономические, экологические, образования, здравоохранения, коррупции, в рамках авторитарной политической системы, построенной Назарбаевым. Пока нет торжества закона, нет честной политической конкуренции, нет у граждан возможности влиять на власть, любые инициативы обречены на отторжение или в случае их принятии к исполнению чиновниками-коррупционерами на полную профанацию. Сказанное в полной мере относится и к тому, чем занимаются национал-патриоты.

— Критиковать, как известно, может каждый. А чтобы вы сами сделали на месте национал-патриотов. Слабо подсказать?

— Мне сложно представить себя на их месте. И уж тем более я не собираюсь им подсказывать, что нужно сделать, чтобы разрушить целостность общества, начав делить их по этническому принципу, по знанию языка, по религиозным воззрениям. Я стою на позициях, с которых любой, даже самый продвинутый национализм воспринимается как аллергия, мешающая здоровому организму-обществу полноценно существовать. Это болезнь, которой человечество переболело в прошлом. Наиболее цивилизованные нации от этого вылечилась. Многие страны, получившие независимость в наши дни, использовали их опыт и избежали проблем. Хочется надеяться, что и Казахстан, изначально выбравший гражданскую, а не этническую модель государственности, сохранит этот вектор развития вопреки усилиям национал-патриотов.

— Получается, что в вопросе национального устройства государства вы солидарны с властями, в то время как национал-патриоты находятся в оппозиции власти. Согласитесь, интересная ситуация: Дуванов, известный своей непримиримостью к режиму Назарбаева, солидаризуется с этим режимом, когда дело касается этнических вопросов. Нет ли здесь конфликта личных и общественных интересов. Не потому ли это, что вы русский?

— Мой друг Нурбулат Масанов не был русским, но мыслил точно так же. И я знаю очень много казахов, которые разделяют мое отношение к национализму. Это не вопрос личной заинтересованности, на которую вы намекаете, это вопрос внутренних убеждений, мировоззрения, заставляющих воспринимать национализм в XXI веке как откровенный анахронизм. То, что в Акорде понимают, что в полиэтнической стране нельзя строить чисто национальное государство, это большой плюс, но это абсолютно не исключает те минусы, которые я вижу у этого политического режима.

— Тем не менее именно национал-патриоты поднимают вопросы, неудобные для властей, будоражат общество.

— Да, действительно, национал-патриоты обвиняют чиновников, власть, государство, общество в том, что они мало уделяют внимания проблеме казахского языка и развития казахской культуры. Но говорить об этом — мало. В реальной политике господствует принцип «Под лежачий камень вода не течет». Власти не почешутся, если их не подталкивать.

Спрашивается, что сделали национал-патриоты для того, чтобы заставить власти более серьезно относиться к означенной проблеме. Проводили многотысячные митинги или марши на Астану с требованием «повернуться лицом к казахскому языку»? Собирали многомиллионные подписи под петициями в его поддержку? Или, может ,они по примеру российских народников 70—80-х годов позапрошлого столетия организовали «походы в народ», в рамках которых сотни активистов пошли преподавать казахский в школы, были открыты вечерние школы, организованы бесплатные курсы для малоимущих?

Ничего этого не было и в помине. Были отдельные воззвания и обращения интеллигенции, митинги-тусовки в отведенных для этого местах на задворках Алматы. Но Акорда прекрасно знает цену этой интеллигенции, прикормленной и контролируемой ею, а потому все эти требования затерялись в коридорах власти, так и не вызвав ответной реакции.

А может, национал-патриоты в своей критике власти, не желающей прислушиваться к их требованиям, зашли так далеко, что их преследовали за деятельность, несоответствующую курсу правительства? Отнюдь! Никаких конфликтов с властью. Похоже, она их вполне устраивает в нынешнем варианте. Вся критика строго в рамках дозволенного. Вообще, есть ощущение, что если вдруг завтра власти пригласят лидеров национал-патриотов во власть, то они без раздумий пойдут туда и очень органически впишутся в нынешнюю авторитарную конструкцию. Так что в части их оппозиционности власти — я бы не торопился делать оценки. Это еще вопрос.

— Кстати, а у вас самого-то как с казахским?

— Никак! Школу я закончил далеко отсюда, в Сибири. В университете казахский не преподавали, всю жизнь прожил в городе в русскоговорящей среде. Правда, были две попытки начать учить, но как-то… Та же история с английским — не вышел из меня полиглот. О чем тут говорить. А вот моя старшая дочь десять лет отучилась в казахстанской школе, где преподавали казахский, английский ну и прочие полагающиеся предметы. В 1994 году по окончании школы она чуть-чуть говорила на английском, отлично знала химию и физику и прочие предметы, но по-казахски так и не заговорила. За десять лет в школе (!!!) ее не смогли научить казахскому языку. И ведь не объяснишь это ее неспособностью к языкам или плохой учебой — была отличницей. Сегодня она профессор, преподает в университете в США, владеет несколькими языками. Но казахского, несмотря на десятилетнее обучение в школе, не знает. Почему?

— Наверное, потому что там ее на самом деле и не учили.

— Правильно. Язык был в качестве нагрузки, ни педагоги, ни ученики не воспринимали его как что-то серьезное, что может пригодиться в жизни. Прошло 20 лет, но многое ли изменилось за эти годы? Поговорите с выпускниками русских школ, сегодня только единицы из них более-менее могут разговаривать по-казахски. Остальные, несмотря на то что в аттестатах стоят четверки и пятерки, — ни бельме! Вот вам реальные результаты двадцатилетних разговоров об изучении государственного языка! Понятно, что это претензия прежде всего к власти, к ее программам. Но для национал-патриотов это должно стать хорошей подсказкой в их планах на будущее.

— Вы хотите сказать, что потеряно 20 лет, что власти не в состоянии сделать элементарного — отладить процесс обучения казахскому языку даже в школах, там, где это можно делать без особых усилий. А в чем, на ваш взгляд, причина такого, мягко говоря, несерьезного отношения к такому серьезному вопросу, каким является изучение государственного языка?

— Первое, что приходит на ум, — а может, это никому и не нужно. И все это делается только для того, чтобы успокоить общественное мнение, этакий реверанс в сторону тех же национал-патриотов и агашек.

Возможно, это оттого, что люди, попадающие во власть, становятся большими прагматиками, предпочитающими не ловить абстрактного журавля под названием «национальная идея», а иметь конкретную синицу в руке. Жирную и осязаемую в плане материальных благ. Почувствовав вкус современной жизни, в которой вопросы этнического происхождения уже не играют серьезной роли, казахстанские власть имущие заняли выжидательную позицию. Пока национализм им не нужен, но завтра он может пригодиться. Поэтому в части национал-патриотизма проводится политика «короткого поводка» — и во власть не пускают, и не дают стать самодостаточной политической силой.

— А национал-патриоты про этот «короткий поводок» знают?

— По-любому они это должны чувствовать. Другое дело, что не все из них его таковым воспринимают. Кое-кто полагает, что так и должно быть, что государство обязано все и вся контролировать и держать в определенных рамках. Любой патриот это, как правило, «государственник», то есть человек, ориентированный прежде всего на служение государству. Именно эта особенность, на мой взгляд, мешает нашим национальным патриотам правильно расставлять акценты в своей политической ориентации.

Заметьте, они не с демократической оппозицией, но и не с властью. Они против коммунистического интернационализма, но им также претит европейский либерализм. Они против России, но еще больше они не любят Америку. При этом наибольшее раздражение у них вызывают те из сограждан, кто выступает против разделения граждан по этническому признаку. Вспомните, сколько грязи выливалось на голову Нурбулата Масанова, имевшего смелость открыто выражать свое мнение в их адрес! И это никуда не делось, любого, кто попробует их критиковать, они тут же объявляют врагом казахского народа.

То есть в этой позиции нет никаких четких идеологических и политических критериев и принципов, все строится на идиосинкразии ко всему, что своими идеалами, своим опытом, своими действиями зачеркивает основной их тезис — «государство должно быть этническим». Соответственно, в политическом плане они «не за красных, не за белых», они за тех, кто их похвалит и поддержит, но против всех остальных, кто с ними не согласен.

— Очень исчерпывающая характеристика, похожая на диагноз. У меня нет больше вопросов. Вам есть, что еще сказать в рамках этой темы?

— Да, в качестве этакого пожелания. У меня подрастает младшие дочь и сын, скоро им идти в школу. Надеюсь, что к этому времени национал-патриоты смогут правильно расставить приоритеты в своей деятельности и вместо упреков в незнании казахского языка займутся более полезным делом: заставят правительство сделать так, чтобы после окончания школы наши дети могли свободно говорить на государственном языке. Всего-то нужно — национал-патриотическую энергию направить в нужное русло. Уверяю, что если мои дети и дети других русскоговорящих казахстанцев через 10 лет заговорят по-казахски, то все им скажут большое и искреннее спасибо.

— Полностью согласен!

— А если вдобавок к этому казахские писатели, вдохновленные национал-патриотами, выпустят в свет с десяток бестселлеров на государственном языке, а наши певцы и рок-группы станут частыми лидерами мировых хит-парадов, а казахскоязычный театр Булата Атабаева будет гастролировать на Бродвее, а алматинский балет будет приглашен в лондонский Ковент-Гарден, то можно смело прогнозировать, что вопрос вторичности казахского отпадет сам собой. А если казахскоязычный сегмент интернета станет вполне самодостаточным, с собственным оригинальным контентом , а телевидение на казахском начнет показывать собственные захватывающие сериалы и популярные у молодежи оригинальные шоу-программы, то упреки и пустопорожние призывы к нежелающим учить казахский окажутся абсолютно не нужны. Казахский язык станет востребованным, и мы не заметим, как на нем заговорят все. Чтобы это произошло, нужно взяться за решение проблемы с другого конца. Там, где она начинается, а не там, где проявляются ее последствия.

— Спасибо за интервью.