АЛТЫНОРДА
БлогиМультимедиа

Неоязычество БАНУ «Астана плюс»

IMG

Осторожно, неоязычество! Весна. Язычники прилетели. Так получилось, что за эту статью взялся как раз в дни празднования Наурыза – Нового года по языческому календарю. Юг страны отмечал по-настоящему День весеннего равноденствия, на севере праздновали окончание долгой зимы. В Астане стояли ненастные дни, но, несмотря на непогоду, почти всё население от души отмечало этот весенний праздник. Даже некоторые из них, если верить сведущим людям, по традиции выезжали загород, аж махнули в Боровое.

 

«Дело в том, что светлый праздник Наурыз отмечают не только представители тюркских народов, – деликатно пояснил мой знакомый Александр. – Только этот праздник у других народов имеет своё имя». По его словам, в древности День весеннего равноденствия был особенным торжеством для людей самых разных племён. Например, для потомков кельтов это – праздник Альбан Эилер (Праздник птиц). Славянские язычники именуют этот день тоже орнитологически – Жаворонки. Существовало поверье, что 21 марта прилетают с зимовья сорок разных птиц, и первая из них – жаворонок. Птиц пекли из теста, потом раздавали детям.

 

По описанию журналиста Генри Пушеля, специально исследовавшего жизнь и быт столичных язычников, астанинские новосвяты – пусть и небритые, но вполне себе «цивильные» ребята годов эдак под тридцать. Называют они себя язычниками славяно-кельтского толка. Есть ещё «скандинавы», «тенгрианцы», даже «египтяне». Возможно, что большинство из этих групп – блажь и профанация, но наши кельто-славяне считают своё язычество верой, точнее, верой предков, как христианство или мусульманство. Как и они, язычники везде соблюдают чистоту и порядок, в разговоре мата не употребляют. Раз вера древняя, предпочитают отмечать свои праздники, обряды и ритуалы вдали от города, где рядом нет элементов нового времени.

Назад к язычеству?

 

Астанинские «современные язычники» лояльны к власти, их цель – возвращение к истокам, приобщение к вере предков до мировых религий. То что сейчас наблюдается в России (участие российских язычников в националистических и экстремистских делах), они не воспринимают, хотя лидеры приобщились к вере предков, будучи в России, когда учились в тамошних вузах.

 

Что такое российское неоязычество?

 

В России работают в основном две крупные общины – Союз славянских общин славянской родной веры (ССО СРВ) и Круг языческой традиции (КЯТ). Сколько людей они объединяют, сказать трудно. По словам лидеров общин, их 100 тысяч. Часть из них принадлежит КЯТ – либеральному направлению.

 

Второе крыло, ССО СРВ, часто обвиняют в экстремизме, хотя обе общины категорически открещиваются от нацизма и национал-шовинизма. Одно несомненно: их объединяют напряжённые отношения с православными. В России по вышеназванным причинам «родноверам» отказано в регистрации, действуют они как религиозные группы без образования юридического лица.

 

Власть ищет суть идеологии современных язычников, обращаясь к учёным-религиоведам. Между тем никто из учёных мужей не знает, каковы были верования славян: письменных свидетельств русского язычества не сохранилось. А там, где нет живой религиозной традиции, даже попытка её реконструкции не сможет пролить свет на историческую правду. Которой, вполне возможно, и не было. Вердикт: неоязычники – последователи заново созданных культов.

 

Зато обладатели живой религиозной традиции и полноценных письменных источников – православные христиане, а точнее, церковь, напротив, полны решимости дать отпор новоявленным «родноверам»: «Язычество – следствие общего помрачения умов», – считают они. – «Уход в язычество – это один из самых тяжких грехов. Это измена Христу».

Династия СЯ

Серьёзные научные изыски по казахстанскому неоязычеству обнаружить нам не удалось. Поисковик в Интернете по запросу «казахстанское неоязычество» ответил материалом карагандинского философа Н. Мерзлякова «Неоязычество и «НьюЭйдж» в современном Казахстане». В этом труде рассматриваются быстрорастущие религиозные течения, объединенные под понятием NewAge (Новое Время, Новая Эра) – оккультно-мистическое новообразование с характерной неоязыческой, уфологической доктриной, носящее массовый характер вследствие большой вовлечённости современного человека в веру гороскопам, гаданиям, нумерологии, спиритизму, уфологии и т. д.

 

В Казахстане к устойчивым группам «Нью Эйдж» Мерзляков относит Храм Исиды, действующий на территории города Актобе. Он, по его словам, опирается на эзотерические учения, а также организации, пропагандирующие учения Рерихова, Агни-йоги, техники Карлоса Кастанеды, Вальдовской педагогики, учении Луизы Хей, толкиенистов (уход от реальности), языческо-военизированные воззрения. Кроме них в молодёжной среде неоязыческие учения тесно соприкасаются с феноменами контркультуры (рок-музыка, сатанизм и т. д.).

 

Подводя итоги, автор отмечает важную черту ньюэйджевского движения: он базирует свою идеологию на критике сложившихся ценностей христианства. Другие источники к так называемой «неоязыческой секте» также относят распространённое в Казахстане учение Порфирия Иванова. И на этом публикации по казахстанскому неоязычеству исчерпываются. Наверное, в силу того, что нет серьёзных причин для беспокойства. И на самом деле до настоящего времени на нашей территории не были обнаружены религиозные организации деструктивного и оккультного характера, как это случилось в России.

 

Но не стоит расхолаживаться раньше времени. Речь идёт о разгуле неоязыческих настроений в обществе, то есть скрытом язычестве (СЯ). Прежде всего следует отметить, что возникновение языческих настроений характерно не только для России и Казахстана, интерес к язычеству сегодня разделяет весь мир.

 

Таким образом, неоязычество с самого начала репрезентовало себя как политическое движение, и распад СССР усилил эту его черту. Неудача создания влиятельной оппозиции казахских националистов в 90-е годы заставила их искать основу для политической деятельности в иных идеях. Их интерес к неоязычеству связан с осознанием того, что ислам – заёмная и к тому же «арабская» религия, нанесшая удар духовной культуре казахов. Многие предпочитают язычество исламу по причине того, что являются последовательными националистами.

 

Так, появились целые группы тенгрианцев, ратующие за возрождение древней космической веры. Были времена, когда «кокборинцы» (тенгрианцы, возрождающие славную эпоху империи древних тюрков) прямо атаковали мусульман, точнее, муфтиятство. Но что-то стоящее взамен они предложить не смогли: народ, активно возрождающий живые традиции ислама, не пошёл за людей, предлагающих реконструкции недействующей традиции давно изжившего себя верования. Народ не привлекли безмолвное небо, безжизненная камень-баба, давно одичавший серый лютый. Тенгрианцы вынуждены были капитулироваться и заниматься интеллектуальным трудом, а самая воинствующая их часть примкнула к суфизму и ваххабизму, рождённого на лоне иранского и арабского национализма. Некоторые оказались в рядах шарлатанских организаций типа «Ақжол», «Ата жолы», «Бес ата», «Аққу», «Орда» и т. д. и т. п., умело спекулирующих на народных верованиях и традициях простых людей. Так, «Көкбөрі» стал волчицей с бриллиантовыми глазами.

 

В целом же увлечение тенгрианством имеет объективную причину. С распадом Союза в его пространстве возрос интерес к собственной истории, появилось стремление к самопознанию и глубинному анализу национальной истории. Со временем на фоне формирования космополитической масс-культуры это возвратное движение усилилось, постепенно рождая собой неоязыческие настроения.

 

Интерес к «этническому» в культурной и научной жизни в сознании общественности подводит объективно некую грань между культурным наследием и исламом вообще, ежедневно делая «метку в памяти». Почему ежедневно? Потому что каждый день человек сталкивается с фактами своей истории, особенно в популярном её изложении в виде мифотворчества.

 

В Казахстане пока псевдонаука не возведена в столь значительный ранг, как за рубежом или в России, где популярны оккультные легенды об Атлантиде, Лемурии и Гипербореи, об исчезнувших расах и неведомых цивилизациях прошлого. Но сильна тенденция реконструкции древнейшей истории казахов через мифологию со стороны представителей технических наук, порой опускающих историю до уровня всякого рода басни.

 

Способствуют этому духу и интеллектуалы, руководствующиеся «теорией удревления» в историографии, особенно методом исторической лингвистики. Понятно, что у казахов, как у кочевого народа, есть проблема с исторической ретроспективой, но наш национальный интеллектуал иногда слишком напрягает эту струну. Результат: каждое лингвистическое соответствие тюркского с шумерским, этрусским, пеласгским, хеттским и другими мёртвыми языками, каждый артефакт, связанный со славной имперской историей древних тюрков, подсознательно подогревают интерес у широких слоёв населения к политеическим временам – к эпохам язычества.

 

К тому же, начиная с 90-х, в моду вошло использование наскальных рисунков – петроглифов, возведённых до ранга «диалога современной культуры и культуры эпохи бронзы». Сама по себе данная эпоха вызывает архиинтерес, если исходить из научной точки зрения. Но проблема возникает тогда, когда в дело вмешиваются люди искусства – культурологи и художники, рассматривающие эти ценные исторические артефакты под углом сакрального пространства – святилища.

«И это всё о нём»

В науке существует мнение, что в древние времена такие святилища, как Тамгалы, имели гибкие смысловые границы, находящиеся в постоянной динамике относительно смены ценностных парадигм. Нет даже единого утверждения об изначально заложенном смысле петроглифов. Одни полагают, что они несут в себе тайные знания древних цивилизаций, другие говорят об изображении пришельцев из других планет. Как бы то ни было, наскальные рисунки к нам дошли перекрытыми или дополненными композициями в более поздние эпохи или сбитыми головами, предположительно, враждебно настроенными племенами. Несмотря на это, петроглифы, особенно солярные рисунки, являются важнейшими по изучению миропонимания и мировосприятия наших далёких предков.

 

Древние насельники Казахстана подобно племенам киту и кара на Эквадоре хорошо были осведомлены о построении Вселенной. Древним эквадорцам гора Катекилла служила естественной астрономической обсерваторией. Точно так же древние тамгалинцы овладели обширными астрономическими знаниями, возможно, благодаря расположению семиреченских гор. Иначе как племена киту и кара смогли точно определить, что «середина мира» (экватор) проходит через их гору Катекилла, а их «коллеги» из далёкого Семиречья в головах наскальных людей сумели расположить точками девять планет с солнечным диском в середине?

 

Ответ прост: это сложное мироустройство не могло остаться незамеченным народами, которые поклонялись солнцу. Они наблюдали за движением самой большой звезды, чтобы составлять календари для сельского хозяйства. Без солнца жизнь на земле невозможна, поэтому неудивительно, что древние люди стали ему поклоняться. Так, наблюдения за солнечным светилом и связанные с этим вычисления превратились в священнодейственные ритуалы. Как это было на самом деле, уже спросить некого. Да и нет надобности: солнцепоклонство как один из этапов в пути человечества к единобожию осталось далеко позади.

 

Нынче общедоказано: солнце по воле Всевышнего регулирует состояние в целом земного климата. Более того – новейшая история показывает негативные последствия чрезмерных увлечений солнцепоклонством. К чему привел человечество результат поклонения солнцу – «Золотому телёнку»? К власти «презренного металла» над человеком. К чему привела ложно понятая теория партеногенезиса? Ближайший пример: судьба милитаристской Японии, где признавалось особое положение страны на земле как государства, «созданного Сыном Солнца».

 

Несмотря на этот явный анахронизм, современные художники всё шире стали актуализировать тамгалинские петроглифы в своём творчестве. При этом они реже использовали собственные эстампажи, срисованные со скал: чаще всего это был отрисовок фотографий, оттисков мекаленты из научных отчётов. И фото, и отрисовки, и изображения, полученные с помощью мекаленты, – лишь малая часть изображений, вырванных из общего контекста, лишённая возможности передать специфику пространства. Поэтому художники создают новые образы и формы петроглифов, т. е. новое художественное пространство, состоящее из денежных знаков, рекламных модулей и фирменных логотипов, телевизионных заставок, клипов, декораций, картин, ювелирных изделий и т. д.

 

Нынче это направление в современном искусстве получило название «примитивизм» как новая форма символико-знакового языка наскальных изображений. И примитивизм, и «звериный стиль» в области ювелирного искусства, даже повальное увлечение «Золотым человеком» в изобразительном искусстве с точки зрения психологии творчества ничего плохого в себе не таят. По большому счёту, это есть желание внести в искусство сакральный момент – обращение к архаике как к источнику обретения собственной души через стабильные, проверенные тысячелетиями ценности и понятия. При этом происходит осознание единства времени, стойкости духовного начала человека. Похвально и стремление понять божественную суть сквозь видимую оболочку.

 

Однако новая форма символико-знакового языка отдаляет публику от традиционных религий не только посредством информационно-наглядной обработки, но и способствует к подведению общества к абсолютному индивидуализму – опасной трясине эпохи индустриализации. Эта форма мелькает на билбордах в виде эмблемы фестиваля «Азия дауысы», логотипа «Суперлото» на «Ел-арна», названия фолькгрупп «Керулен», «Номад», каскада «Тенгри» (галерея «Тенгри-Умай», радио «Тенгри», информационное агентство «Тенгриньюс», журнал «Тенгри» и т. п.). В молодёжной контркультуре она практикуется под понятием «актуализация шарма», и молодому, неискушённому человеку невдомёк, что все эти тату, пирсинг, клеймение, подвешивание, скарринг (шрамирование), сплиттинг, раздвоение языка, тоннели, плаги, клыки, микродермалы, над- и подкожные имплантанты родом из древних языческих ритуалов.

 

На заре человечества люди в силу невежества, поклоняясь солнцу, поклонялись и его символу – петуху, откусывали его голову таким образом, проливая кровь в исключительных случаях – во время войны или эпидемии. Точно так же кочевые народы приносили в жертву солнцу самых лучших коней, умертвляя их путём удушения, и ложили в гробницу своих повелителей. Верилось, что конь доведёт своего владельца до Бога солнца. Так, и в Государственном гербе Республики Казахстан боевая лошадь, отражённая как символ конно-кочевой цивилизации, вкупе с изображением головы сакского владыки семантически несёт в себе языческую нагрузку.

 

Власть индивидуальности творца – это великая власть, но и опасная, ибо рядом с гениями и талантами появляются безличные претензии на их места, появляются псевдопроизведения искусства, псевдостили, псевдотворцы. Поэт-тенгрианец Ауезхан Кодар после долгих лет воспевания в своих стихах тюркской доблести занялся культурологией и однажды, уцепившись за научную гипотезу учёного-историка Галыма Агелеуова, предполагавшего, что тюркское название мужских гениталий появилось от сочетания слов «құт-тау»(«Гора-благоденствие»), развил целую науку «фаллология».

 

Под такой рубрикой в редактируемом Кодаром журнале «Тамыр» философ Ал. Хамидов напечатал целую серию статей, посвящённых обсценной лексике, то есть мату как феномену культуры. Здесь подробности отпускаю, оберегая целомудрие читателя. Дело в том, что «новые фаллисты» не ограничиваются изучением архаических фаллических культов, коитальных ритуалов и обрядов: их воспалённый ум задаётся целью оправдать их применение в современном обществе как амбивалентного явления. Суть такого рода утверждения – обелить языческие верования, которые, по мнению их адептов, несправедливо объявляются представителями монотеистических религий богопротивными.

 

Известный башкирский учёный-деятель Заки Валиди Туган в молодости увлёкся тенгрианством, даже на шее носил деревянное изображение фаллоса, но в 1930-е годы в эмиграции в Вене, очутившись в одном доме с Зигмундом Фрейдом, понял своё заблуждение. Позже он писал автору теории «либидо»: «В ваших брошюрах вы часто уподобляетесь тому бесстыдному писателю, который подробно описывает девушек, наших сестриц, в обнажённом виде, подсматривая их в замочную скважину. Мне кажется, тем самым вы столь интересную науку, как психоанализ, ставите на одну доску с подобного рода литературой».

 

Действительно, после вышесказанных опусов и до культа плотских страстей расстояние короче воробьиного носа. Какая-то маниакальная страсть к первобытным, низменным чувствам! Причём нынче в натурализме она начала составлять целый пласт в нашем изобразительном искусстве, примером которого может служить картина некоего Серика Альжанова «Вечный праздник любви». Смотришь на неё и мёртвым завидуешь: на огромном холсте изображена настоящая ритуальная языческая оргия голой толпы людей. Здесь дело даже не в том, что возбуждённый ум автора потерял внутреннее самоограничение, т. е. совесть, или применяет секс какфиговый листок, прикрывающий отсутствие художественной идеи. Дело в том, что художник, как и многие авторы современности, ложно понимают перфоманс. Суть перфоманса – «процесс важнее результата». Но как утверждает известный культуролог Таласбек Асемкулов, ошибка модернизма в неправильном истолковании природы перфоманса: они вычленили стиль из творческого процесса и стали развивать только его.

«Коготок увяз – всей птичке пропасть»

Индивидуализм, в данном случае с неоязыческим налётом, появился как закономерный вызов судорогам религиозных догм и схолотизма в современной жизни. Однако нонконформист, исповедующий новаторские подходы и борющийся с удобными стереотипами, нередко управляется нездешним ветром перемен. Это происходит через модификации сознания на расстоянии, как это случилось с вышеприведённым Альжановым, которого вдохновила на кощунство финальная сцена киноленты Тома Тыквера «Парфюмер», где толпа людей на огромной площади пытается делать новых детей. Или же путём прямого «мирного проникновения», как это случилось с кинорежиссёром Гульшат Омаровой, которую на снятие фильма «Бақсы» вдохновил некий иностранец, увидевший вблизи Алматы камлание настоящей шаманки (правильнее было бы назвать не «бақсы», а «елті»).

 

Нынче общедоказано, что древнетюркский кам и казахский бақсы в отличие от других своих коллег никогда не принимали галлюциногенные средства и в транс входили с помощью камлания, совершив свои «путешествия» в мыслях. А вот главная героиня «Бақсы» в миг телесно-субстанционально оказывается и под Алматы, и в Туркестане, защищая народ от наездов обнаглевших «братан». Одним словом, здесь всё смешалось: шаманизм с суфизмом, тенгрианско окрашенная фантасмагория с криминалом.

 

Кстати, сценарий этого фильма был написан при участии небезызвестного Ермека Турсунова, который после «Бақсы» взялся за нашумевшее «Келін» с холодной решимостью парашютиста, бросающегося в бездну. Как говорится, «коготок увяз – всей птичке пропасть». И запричитала наша национальная интеллигенция плачем Ярославны, увидев, как главная героиня со стопроцентным казахским именем, почему-то оказавшаяся в скансенс-вигваме дремучего второго века нашей эры, в горах девственной геополитической невинности, немой страстью попеременно отдаётся двум сохатым и одному лоншаку. Я здесь не хочу подобно нашим нацпатам заниматься намёками на какого-то обезличенного закордонного Рейнеке-лиса, хотя общеизвестно, что фигуранты возможны там, где за ширмой стоит суфлёр, и есть те, которые только и думают, как сюда ножку свою поставить и не убирать, ведь известно, что «в мутной воде рыбка ловится».

Дело в том, что всё в современном мире моделируется. В том числе и искусство contemporary art, управляемое культурным моделированием, проводники которого международные гранты, призы и премии выдают только на андеграундные вещи. Через них и идёт управление отношениями людей к чему-либо, например, усиления секуляризации, утрачивающей своё значение в глазах граждан. Ведь не секрет, что события в Кыргызстане, Афганистане, Чечне и на Ближнем Востоке – это признаки кризиса светского государства. В этом отношении очевидно, что соприродные друг другу «Бақсы» и «Келін», хотя объективно и появились как закономерная реакция против недостатков в современном национальном кинематографе, тем не менее, изначально были нацелены на так называемое культурное контрпрограммирование. Причём последняя лента, как снадобье, восстанавливающее потенцию сластолюбцев, – лучший стимулятор женского желания, дошла до полной самоотверженности по отношению к тому престижному клубу, куда тебя не принимают.

 

Немая, точнее, глухонемая «Келін», разумеется, обо всех этих страстях ведать не ведала, продолжала своё шествие по миру с чьей-то лёгкой руки и прошла в шорт-лист номинантов на «Оскар», но не попала в финал. Нынешний развитый феминизм её терпел, а вот американские киноакадемики решили не оскорблять вкусы культурных людей. Сработала схема дефиниции: ведь не пускают же на «Оскар» посредственные блокбастеры, учащихся жить не в человеческом обществе, а в суровых условиях тюрьмы. Точно также и казахская номадическая сага: не только откровенными сценами, но и мутноватым депрессивным осадком от среды, где правит непонятный оседлому миру дикий холод, бродячий инстинкт охотничества, собачья жизнь, ввергающий человека в оторопь, где ненависть является основой жизнесуществования, не пришлась бы по вкусу американцам. А они, кстати, с их демократией – чудовищные пуритане.

 

По большому счёту евро-американская цивилизация намного богаче и разнообразнее, чем мы о ней думаем. Там ежегодно снимаются сотни психологических фильмов, умеющие обращаться к самым сокровенным чувствам людей. Например, итальянский кинорежиссёр Микаланджело Антониони и гонконгский режиссёр Вон Карвой в своих фильмах смогли подняться над банальностью эротики, великолепно показывая самые глубокие любовные переживания на уровне желания. В них нет эротики, есть эротизм, нет обнажённого тела, есть страсть, нет секса, есть медиатическая близость. Это – поэзия невысказанных чувств.

 

Пренебрегающие такими бриллиантами собственной культуры и проповедующие сиеминутные удовольствия вещи, направленные на массы, Запад тщательно фильтрует. Точно так же, как это происходит с популярными телепередачами, которые редактируют для центра, а для периферии транслируют прямым эфиром. А у нас они как пощёчина целой стране. И что удивительно, многие из них создаются при поддержке государства. Скажем, вышеприведённая картина Альжанова была выставлена в Государственном музее им. Кастеева, «Келін» снята по заказу госкиноконцерна «Казахфильм», наш Минкультуры образца 1995-го оказал помощь в проведении фестиваля, организованного с размахом близкой к неоязычеству Бажовской Академией сокровенных знаний.

 

«Гнилая позиция», сказали бы в 30-е годы. «Слуга двух господ». А вот госчиновники от культуры могут парировать тем, что они не ушли от духовной культуры, только предпочли закон сопротивления, по которому чересчур искривлённого исправляют путём резкого его сгибания в противоположную сторону.

 

На наш взгляд, правда в середине. Государство не всё отдаёт рынку, особенно в культурной сфере, но оно всё ещё не может давать образцы в силу половинчатости, нечёткости культурной политики, духовных ориентиров. Отсюда – шараханье из крайности в крайность. В итоге страна и продолжает процветать и находиться в объятиях контрпрограммирования одновременно. Ограждение общества от опасных идей вроде неоязычества в настоящее время стало проблемой. В отличие от северного соседа неоязычество у нас ещё не засело окончательно. Есть время, чтобы выжечь эту опухоль калёным железом.

Блок: Альтернатива КЗ

Рубрика: Наружное наблюдение

Автор: Максат Таж-Мурат

 

http://mtazhmurat.kz/?p=192